# С чемоданом и сумкой я становлюсь на платформе „Первомайской“, у первого вагона, как велела Галина Владимировна. На платформе дует. Поезда грохочут мимо. Выплевывают кучи людей, торопящихся к выходу. Вдруг передо мной нарисовывается молоденькая девушка, приглашает меня на какую–то проповедь. – Нет, – отбиваюсь я, – не надо. Мне это не нужно. – То есть, Вы не хотите? – уточняет девушка. – Не хочу, – соглашаюсь я равнодушно. Девушка делает удивленное лицо, отворачивается и устремляется прочь. Галина Владимировна опаздывает более чем на час. Я совершенно промерзла.
В автобусе мужчина рычит на нас, что с чемоданами и сумками нельзя ездить на общественном транспорте: Всякий народ приезжает, настоящие москвичи в городе перевелись. Галина Владимировна заводится. Подтверждает законность лично своего пребывания в городе перечислением ряда предков, селившихся в Москве с прошлого века. Мужчина, в свою очередь, приводит прабабушку, жившую в престижном районе города. Галина Владимировна верещит, что ей за эту сцену стыдно перед „гостьей“, имея в виду меня. Тут в стычку вмешивается третий пассажир: Если Москва Вам не нравится, то катите отсюда! – советует он нам. Женщина в вязаной шапке начинает смеяться. Мужчины недовольно ворчат, Галина Владимировна качает головой. Я улыбаюсь женщине, но та уже снова смотрит в заледенелое окно.
Галина Владимировна лопочет без умолку. Она рассказывает о своих „детях“ – трех кошках, и о книгах, которые она читает; в основном это литература Свидетелей Иеговы. Между делом она отмечает, что она вообще–то страшно спешит, у нее – свой „бизнес“. В чем он состоит, она мне не сообщает. Вместо этого она рассуждает о частной инициативе и законах рынка, будто она – министр экономики России.
Битый час она носится по квартире как заведенная, вытаскивает какие–то вещи с антресолей и из встроенного шкафа в коридоре, распаковывая и укладывая их в свою вместительную сумку на колесиках. Шкаф доверху набит старым хламом, дверь шкафа сорвалась с петель. Галина Владимировна заявляет, что попросит починить дверь. – Не надо, – возражаю я, – я шкафом пользоваться не буду. – Нет, нет, – настаивает Галина Владимировна, я пришлю человека, он починит.
Кстати, – предупреждает она перед уходом, – если будут странные звонки, ты просто скажи „Это офис. Если у Вас есть проблема, оставьте имя и телефон“. Тогда положат трубку. – Какой такой офис? – теряюсь я. – Да не знаю, офис по... Общество по... Общество защиты животных. Значит, если у Вас есть вопрос, оставьте...
Поселившись в квартиру, я мою пол и открываю окна. Шерстяное одеяло стираю и вешаю сушиться на балкон. Ближайшие ночи придется провести под простынями и пальто.
[день публикации: 15.01.2017]
# С утра за стеной прихожей гремит лифт, через дверь квартиры, выходящую на лестничную площадку, доносятся шаги и голоса соседей. Мне зябко. Какое–то время я еще лежу на своих матрасах, дремля. Около девяти утра над домами напротив слабо мерцая восходит солнце.
На улице жестокий холод. Люди мерзнут, шмыгают носом и бледнеют, но мужественно ползут до метро, взбираются в автобусы и трамваи, пробиваются по улицам, занесенным снегом. Набор продуктов в магазинах(((, находящихся))) по соседству, стандартный – хлеб и крупы, молоко, сыр и колбаса. Я ограничиваюсь самым заурядным – кефиром с геркулесом.
В вечерней темноте, недалеко от церкви на Рождественском бульваре два молодых человека пристают к девушке, девушка вырывается, быстрым шагом идет дальше, понурив голову. Догнав ее, я спрашиваю, где ближайшая станция метро. – Прямо, – отвечает она, – „Тургеневская“, направо – „Кузнецкий мост“. Я выбираю „Тургеневскую“. На „Первомайской“ пятнадцать минут в кромешной тьме стою на остановке. Минут пятнадцать же автобус тарахтит по закоулкам окраины города, затем через лес.
Допоздна слышны передвижения лифта, стук в трубах, захлопывание дверей, галдеж радиоприемников. Раскаты мусоропровода на лестнице.
# Температура опускается ниже минус тридцати. Автобус заставляет себя ждать, а я забыла перчатки. На остановке я хожу взад–вперед, перетаптываюсь на месте. Штаны прилипают к ногам. Отклеивается подошва от правого сапога. Сапог не выдержал смеси из мокрого снега и соли. Я возвращаюсь в квартиру.
В квартире, кажется, ненамного теплее чем на улице. Бетонные стены беспрепятственно пропускают холод. В покосившиеся оконные рамы дует столь сильно, что в комнате за кухонным столом, служащим мне письменным, невозможно сидеть. Балкон – сплошной сугроб; шкаф окончательно сгниет. Я звоню Галине Владимировне, чтобы узнать, где я могу купить уплотнительный материал для заделки окон. Она не готова давать какую–либо информацию, она не допустит, чтобы я что–нибудь предприняла сама. Обратив внимание на свою исключительную занятость, она заявляет, что приедет лично, чтобы заделать окна. Очевидно, для нее этот случай – желанный повод проверить ситуацию в квартире.
[день публикации: 22.01.2017]